Глава 1
ПРИНЦИПЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ТИПОЛОГИИ
Функциональная типология связана с изучением не типа грамматической структуры языка в целом, а типов как способов выражения грамматических отношений в конкретных языках. Функциональная типология и функциональная сопоставительная грамматика изучают функциональные типы и универсальные закономерности функционирования языковых единиц.
Теоретической основой функционально-типологических исследований является контекстуальная грамматика, теория функционально-семантических полей. План содержания языковых единиц и функциональных типов рассматривается как семантический комплекс, состоящий из атомарных компонентов. Распределение атомарных значений в пределах грамматико-контекстуальных комплексов, представляющих собой конкретно-языковую реализацию функциональных типов, связано с проблематикой грамматики явной и скрытой.
В рамках функциональной типологии выделяются универсальные инварианты значения той или иной грамматической единицы, категориальные ее значения в конкретных языках, типичные контексты и контексты транспозиции, рассматривается реализация определенной зоны грамматических смыслов, функционального потенциала в том или ином языке, лексические и контекстуальные ограничения, влияние смежных категорий, текстовой «партитуры», сочетаемость функций. Функциональная интерпретация языковых единиц неизбежно связана с введением диахронической перспективы в синхронное сопоставительное исследование: реализация функционального потенциала соотносится со стадией эволюции данной единицы, представленной в конкретном языке. В конечном итоге, такое исследование нацелено на получение универсальной, панхронической картины типов реализации универсального функционального потенциала.
Основной гипотезой функциональной типологии является утверждение о том, что существуют универсальные закономерности функционирования единиц языка, связанных с выражением определенной зоны грамматических смыслов, и, более того, универсальные функциональные типы, не зависящие от их конкретно-языковой реализации. Универсальное, таким образом, выявляется не на уровне грамматических форм и категорий или их взаимных импликаций, а на уровне более элементарных, атомарных значений или функций, которые группируются под эгидой различных языковых единиц в разных языках.
Две стороны основной проблемы языкознания – как устроен язык и как он функционирует, т.е. структурный и функциональный аспекты языка, в отдельные периоды истории развития научной мысли имели разную степень приоритетности в лингвистических исследованиях. Надо сказать, что и традиционная, связанная с латинской традицией грамматика немало внимания уделяла функционированию языковых единиц, хотя основным направлением исследования был подход от текста к формам и их значениям. Правила построения единиц были ориентированы большей частью не на производство, генерацию речи и текста, а на структуру отдельных единиц, составляющих уже готовый, исходный для исследователя или комментатора текст.
Так называемое ономасиологическое направление (Coseriu, 1975, 59; Даниленко, 1988, 108) формируется позднее. В нем исследовательская ориентация дополняется обратным вектором - от форм к тексту, т.е. от семантики, от содержания, которое хочет выразить говорящий, к средствам его выражения. Универсальная грамматика, исходившая из наличия инвариантных логических основ, с которыми «соотносится набор средств их выражения в каждом языке» (Ольховиков, 1985, 136), по самой своей сути неизбежно была связана с ономасиологическим подходом.
Исходное кредо универсальной грамматики средневековья и XVII-XVIII вв. можно выразить словами Р.Бэкона: Grammatica una et eadem est secundum substantiam in omnibus linguis, licet accidentaliter varietur (Цит. по: Ferguson, 1978, 9) .Средневековые идеи о языке и языках в первом приближении выражали то, что в дальнейшем было свойственно всем исследованиям, направленным на поиск универсального и идиоэтнического (Кацнельсон, 1972, 11) в языках.
Современное понятие универсального с некоторым изменением, ограничением или расширением его сферы в разных концепциях и основные идеи, связанные с наличием универсального компонента в человеческих языках, идут от Петра Испанского и модистов, как, впрочем, и ономасиологический подход к исследованию языка (Даниленко, 1988, 109). Современная лингвистика в определенном смысле разделяет постулат об универсальности экстралингвистической действительности, modus essendi модистов, и, следовательно, об универсальности основных направлений ее концептуализации, modus intelligendi. и обозначения, modus significandi (Реферовская, 1985, 281-282). Тезис о наличии универсального никогда не отрицался и не подвергался сомнению. Основной проблемой было установление рамок конкретно-языкового проявления универсалий, выявление типов и разновидностей этого проявления, идиоэтнических особенностей языков. Вторым положением, в том или ином виде дошедшем до наших дней, был тезис о том, что универсальное следует искать глубже уровня поверхностных языковых явлений, на уровне verbum cordis Фомы Аквинского (Ольховиков, 1985, 111), или глубинном уровне, в современной терминологии.
Само появление понятия грамматики как науки, а не искусства, ars grammatica, ставило вопрос о принципах, лежащих в ее основе. В эпоху расцвета универсальной грамматики (Lancelot, Arnault, 1660; Beauzée, 1767; Sacy, 1803; Vivier, 1819 и др.) не без влияния библейской традиции все языки признавались диалектами одного. Les langues ne sont que des dialectes d’une seule (Gebelin 1776, 33). И в синхронном, и в диахроническом аспекте все языковые системы выводились из одной – либо библейского праязыка, либо универсального логического исчисления, дедуктивных универсалий (Harris, 1771, 122; Beauzée, 1767, 434-446).
Возникновение и развитие научной компаративистики, с одной стороны, и расширение лингвистического кругозора – с другой, не привело к отрицанию общей основы языков, но лишь раздробило проблему праязыка на более частные и исторически близкие поиски праязыков отдельных семей или их абстрактных моделей. Расширение лингвистического кругозора дало более глубокое понимание специфики, «духа» отдельного языка как круга, описанного вокруг народа, которому он принадлежит (Гумбольдт, 1984, 80). В соответствии с «этноцентрической ономасиологической концепцией» (Даниленко, 1988, 118) В. фон Гумбольдта, необходимо «видеть в духовной силе народа реальный определяющий принцип и подлинную определяющую основу для различий языков» (Гумбольдт, 1984, 68). Вместе с тем, включение в доступный круг исследования многих ранее неизвестных, экзотических языков обнаружило множество аналогий в неродственных языках, что в дальнейшем дало толчок поискам индуктивных универсалий. В целом, теория Гумбольдта диалектически обобщала опыт предшествующих исследований языка и языков, подчеркивая взаимосвязь общего и конкретно-языкового, статического и динамического в языке. Структурный и функциональный аспекты языка в рамках этой теории находились в состоянии динамического равновесия, взаимной дополнительности, общим знаменателем которой был пользователь языка – человек и народ.
Смена
научных парадигм (Kuhn, 1970, 175-187)
следует за познанием разных сторон изучаемого объекта, и новый поворот научной
мысли, выводящий на первый план ту или иную сторону этого объекта в большей
степени, чем это оправдано онтологически, оправдывается гносеологически, с
точки зрения всего исторического пути познания, поскольку находится в отношении
взаимной дополнительности, взаимного диалектического отрицания с последующим и
предыдущим. «Курс общей лингвистики» Соссюра привел к такой смене парадигмы
лингвистической научной мысли, которая ознаменовала переход от единого
синтетического рассмотрения языка в его социокультурных взаимосвязях к
рассмотрению поэлементному, структурному, узкосистемному, языка «в самом себе и
для себя» (Соссюр, 1977).
Такой
поворот вполне объясним необходимостью уточнения основных понятий языка, его
устройства, формализации языкознания, особенно в синхронном аспекте. Внимание
исследователя, в особенности в наиболее радикальных структуралистских,
концепциях, сосредоточивалось на структурных элементах языка, их узкосистемных
связях, функционирование языка изучалось на уровне синтактики языковых единиц.
Эпоха структурализма фактически реализовывала и довела до определенного логического совершенства семасиологический подход. С точки зрения Л.Ельмслева, единственной задачей научной грамматики являются поиски соотношения между выражением и значением, при этом отправной точкой служит именно выражение, обратный же путь приводит либо к поверхностным результатам, либо к результатам, не представляющим интереса для лингвистики (Hjelmslev, 1928, 84-89). Естественно, в рамках такой концепции единственно возможным научным методом был метод индуктивный (Там же, 42).
В то же время гумбольдтовская традиция продолжала развиваться в рамках психологической концепции, признававшей универсальные психологические основы всех языков как исходные принципы их устройства и функционирования (Потебня, 1913, 38-39; Gabelentz, 189l, 82; Ginneken, 1907, IV). Диалектическое единство внешних и внутренних функций лежит в основе и концепции Бодуэна де Куртене и пражского функционального структурализма (Бодуэн де Куртенэ, 1963, 11, 163-164; Якобсон, 1985, 381, 414).
Действительно, узкосистемный подход, подход от форм к семантике является существенно важным для исследователя как один из возможных, взаимодополнительных подходов, однако он проявляет свою недостаточность в прикладном аспекте, то есть, с точки зрения пользователя языка, говорящего, с точки зрения «активной грамматики» Л.В.Щербы (Щерба 1974, 333-336) перехода языка в дискурс Г.Гийома (Guillaume, 1973, 12; Даниленко, 1988, 126).
Появление функциональной грамматики в некотором смысле возвращает лингвистику в рамки синтетической парадигмы. Примечательно замечание Хэллидея о системной (функциональной) грамматике в противоположность грамматике структурной (Halliday, 1985, 22). Разработка основ коммуникативной, функциональной, прагматической и текстовой грамматики, ставящей под сомнение целесообразность ограничения лингвистических интересов на современном этапе рассмотрением языка «в самом себе для себя», утверждает новый взгляд на лингвистическую деятельность человека, новый вектор направленности исследовательской мысли, новую научную парадигму грамматического описания. Преобладавший до этого подход от текста к составляющим его единицам, от речевых произведений к элементам языка и их структурным связям получает свое диалектическое дополнение, каковым является подход от смысла к средствам его выражения, от ситуации к способам ее кодирования, от говорящего к создаваемому им речевому произведению. Подход ‘от говорящего’, «синтезируя достижения предшествующих видов грамматического описания» (Ольховиков, 1985, 256-258), дополняет теоретическую грамматику необходимой прагматической стороной, делает ее подлинно системной, активной, прикладной, способной генерировать речь, семиотически завершенной (Halliday, 1985, 13-14; Бондарко, 1987, 14-17).
Функциональный, семасиологический подход в языкознании имеет принципиальное и историческое сродство с дедуктивным исследованием универсалий (Мурзин 1984, 5; Даниленко, 1988, 109). Общеязыковые функции у различных языков совпадают, принципиально одинакова и экстралингвистическая действительность (modus essendi), обозначаемая языковыми единицами, языки различаются «выбором, препарированием и классификацией» экстралингвистического опыта (Sangster, 1982, 47) .Функции языковых единиц также обладают большей универсальностью, чем сами эти единицы, поскольку более непосредственно связаны с экстралингвистической ситуацией и ее концептуализацией говорящим. Таким образом, в триаде modus essendi – modus intelligendi – modus significandi проникновение идиоэтнического – в противовес универсальному – наблюдается в большей степени к концу.
В этом смысле функциональный подход дает особое основание для универсальных и типологических исследований, универсальное в данном случае обнаруживается именно на глубинном уровне, а не на уровне простого совпадения формальных средств выражения, хотя и соблюдается «принцип формальной детерминации» (Sangster, 1982, 6-7). Б.Комри выделяет в современной лингвистике два подхода к исследованию универсалий: выведение конкретных универсалий поверхностной структуры на материале широкого круга языков и абстрактных универсалий глубинной структуры на материале одного языка, т.е. Гринберг vs. Хомский (Comrie, 1981, l-2). Функциональная типология имеет дело с глубинными, функционально и прагматически мотивированными универсалиями (Там же, 23-25; 1984, 87), проявляющимися в виде ситуативных и функциональных типов, находящих конкретно-языковую реализацию в разноуровневых формальных средствах различных языков. Универсальные категории глубинной структуры, по мнению Л.Деже, являются инвариантами, реализующимися в лингвистических типах (Dezső, 1982, 14). Поэтому функциональное исследование универсалий представляет собой вид лингвистического исчисления, рассмотрение способов формального воплощения универсальных семантических отношений (Sangster, 1982, 163, 171).В определенном смысле аналогичная концепция представлена в Кельнском проекте (Seiler, 1978, 11-23; 1985, 4-10), ленинградской школе функциональной грамматики (Бондарко, 1987, 6-14; 1988, 12-13), пермской школе дериватологии (Мурзин, 1984, 12, 52), калининской школе контрастивной функциональной грамматики (Балин, 1985, 4-5) и некоторых других (Ferguson, 1978, 19-23; Keenan, 1978, 94-96; 110-111; Venneman, 1985, 87-89).
Понятия ‘типология’, ‘тип’ в науке о языке имеют двоякую интерпретацию: тип как классификационная характеристика системы языка в целом и тип как способ выражения грамматических или других отношений в языке, как способ формальной организации единиц языка. Эти два понимания взамосвязаны, так как для называния общеязыкового типа часто берется один из общих способов формальной организации. Первое понимание типа восходит к шлегелевскому делению языков на аналитические и синтетические по формальному критерию: преобладанию того или иного способа выражения грамматических значений (Schlegel, 1808, 45; 1818, 16).Это понимание прослеживается и в познейших, более дробных классификациях Боппа, Сепира, Гринберга других (Сепир, 1934, 107-115; Гринберг, 1970, 117-119, 136-137). В принципе, возможно бесконечное число параметров типологизирования разного уровня обобщения (Greenberg, 1978, 36), причем со снижением ранга общности параметра снижается и его способность характеризовать общий тип языка. Характеристика общего типа языка в идеале представляется неосуществимой задачей вообще, ведь даже наиболее общее разделение языков на аналитические и синтетические не достигает этой цели, по сути дела представляя собой характеристику грамматического, и даже уже – морфологического типа. Кроме того, ни один язык не может служить примером чистого типа, более адекватной представляется количественная характеристика, как, например, в известном индексе синтетичности Гринберга. Чистые типы являются абстракциями, проявляющимися в конкретных языках, так же, как, например, в психологии нет реально существующих в конкретных индивидах чистых типов темперамента, как нет чистых типов в конкретных объектах в других областях человеческого знания. Таким образом, исследование типа языка так или иначе сводится к исследованию типов в языке (Журинская, 1972, 517-518), в интересующем нас случае – типов как частных способов выражения грамматических отношений.
Функциональная типология, таким образом, исследует не общий тип языка, не общий способ выражения грамматических отношений, или преобладающий в данном языке общий способ, а частные типы в нем, т.е. типы формальной репрезентации универсальных семантических зон, понятийных полей, лингвистических континуумов (Ramat, 1978, 141-143) .Для функционально-типологического исследования тем не менее релевантна характеристика языка по выбранному параметру, например: перфектный vs. неперфектный язык. В данном случае имеется в виду континуум, полюсами которого являются субъективное и объективное время, релевантное vs. нерелевантное для говорящего предшествование. Язык считается перфектным, если в нем имеется категоризованная форма выражения перфектного значения. В неперфектных языках такое значение передается разноуровневыми средствами в рамках грамматико-контекстуального комплекса, грамматического интеграла. С этой точки зрения к перфектным могут быть отнесены английский, испанский, карельский, эстонский, армянский, молдавский и некоторые другие языки (здесь и далее по материалам: Meillet, 1968; Языки народов СССР (ЯНС), 1961-1966). Неперфектными могут считаться русский, польский, венгерский, туркменский, цыганский и некоторые другие. Однако выделение типов и в данном случае условно, что связано с эволюцией значения перфектных форм и с разной степенью перфектности конкретного языка. Следовательно, разные языки также располагаются по шкале континуума, вычленяя в нем зоны обозначения дискретными языковыми средствами (Кашкин, 1983, 13-14; Seiler, 1985, 31-33). C этой точки зрения французский язык может быть причислен к перфектным с очень большими оговорками: радиация семантики исходно перфектной формы захватила и зону неперфектных смыслов, как это произошло и в развитии исходно перфектной формы прошедшего в русском языке. Понятие ‘функция’ также используется для обозначения и функций языка в целом, и функций его отдельных единиц. Вместе с тем функционирование отдельных единиц служит выполнению общеязыковых функций: коммуникативной, когнитивной и экспрессивной, т.е., по отношению к адресату, внешнему миру и говорящему. Функциональная типология изучает частные языковые функции, точнее, функциональные типы, входящие в структуру универсального семантического континуума и составляющие функциональный потенциал языковой единицы (Бондарко, 1987, 18-19). Функциональный потенциал перфекта как универсальной категории представляет собой участок соответствующего континуума до точки перехода к неперфектным смыслам. Функциональный потенциал перфектной формы конкретного языка представляет собой набор конкретных грамматико-контекстуальных комплексов, соответствующих стадии развития перфектного значения в данном языке. Членение континуума на дискретные смыслы, выражающиеся в соответствующих грамматических интегралах конкретных языков, носит идиоэтнический характер, хотя и здесь выделимы повторяющиеся типы, сочетания смыслов.
Функциональные потенциалы перфектных форм различных языков не совпадают, поэтому применение общелингвистического понятия ‘перфект’ по отношению к формам Present Perfect, Passé Composé, Passato Prossimo и другим условно, абстрактно, так же как абстрактен и функциональный потенциал перфекта как универсальной категории. Как в перфектных, так и тем более в неперфектных языках функции перфектного потенциала могут дополняться и исполняться неграмматизованными средствами разных уровней: контекст, аналитические образования, лексика.
В понятии ‘функция языковой единицы’ выделяются потенциальный и результативный аспекты (Бондарко, 1987, 17-18). Если рассматривать функцию с точки зрения употребления языковой единицы, то здесь также выделяются два аспекта: отдельное, конкретное употребление языковой единицы и класс таких употреблений. В сопоставлении классов употреблений выявляются функциональные типы. В направлении от семантики к употреблению языковой единицы функция представляется как потенциальный класс употреблений, потенциальная семантическая роль, которая может быть исполнена различными средствами. Как правило, одно средство полифункционально, т.е. в его употреблении реализуются несколько атомарных значений, универсальных семантических компонентов, принадлежащих к различным смысловым зонам, к различным континуумам. Сопоставительный функциональный анализ является собственно сопоставительным анализом функциональных семантических полей исследуемых языков, в которых реализуются универсальные лингвистические континуумы.
Общей исходной основой для функциональной типологии
служит универсальная функциональная грамматика, которая представляет собой
исчисление функциональных типов, соотносимых с универсальными зонами смыслов,
понятийными категориями, семантическими полями. Система универсальных зон
смыслов представляет собой многомерное переплетение понятийных категорий
разного объема, частично накладывающихся друг на друга, входящих друг в друга
как подмножества и т.д. По всей вероятности, структура отдельного минимально
вычленимого подмножества представляет собой лингвистический континуум, в
котором элементарные смыслы распределены по степени градации релевантного
семантического признака между двумя полюсами (Seiler, 1978, 16-17; Ross, 1985, 215). Воплощение
этих универсальных элементарных смыслов в языковых единицах носит
идиоэтнический характер, однако поддается типологизированию и установлению
взаимных импликаций. Импликации, таким образом, выводятся за рамки собственно
универсалий, это, скорее, отношения, которые задаются на множестве универсальных атомарных смыслов.
Исследователя
могут интересовать как крупные поля смыслов, включающие более мелкие, так и
минимальные, и комплексные, когда переплетение отдельных континуумов дает
определенную зону смыслов, находящую воплощение в языковых знаках. Как уже было
сказано, в семантике языковой единицы, как правило, реализуются атомарные
смыслы, принадлежащие к различным пересекающимся континуумам. Комплексной является
и семантика универсальной категории перфектности. Микрополе перфектности
находится на пересечении полей аспектуальности, темпоральности и таксиса,
иногда сочетаясь с некоторыми модальными значениями. Можно моделировать
универсальные семантические, континуумы как для каждого из компонентов
комплексной семантики а отдельности, так и для семантического комплекса ‘перфект’ в целом. Двумя полюсами
континуума в данном случае будут ‘перфектность’,
т.е. время, соединяющее сферу говорящего с внешней сферой, субъективное время,
и время внешнее, объективное.
На универсальном
уровне континуум дает набор ситуативных типов, потенциальных функциональных
типов. Конкретно-языковая реализация континуума потенциальных функциональных
типов на уровне межъязыкового сопоставления дает общие и частные языковые типы.
Два основных общих класса, как уже указывалось,это – перфектные vs. неперфектные языки, в зависимости от наличия
категоризованного грамматического средства, являющегося центром
соответствующего функционально-семантического поля (ФСП), или, наоборот,
отсутствия такого средства, т.е. в случае так называемого «несфокусированного
ФСП» (Бондарко, 1983, 4). На внутриязыковом
уровне функциональные типы данного континуума реализуются в грамматико-контекстуальных
комплексах. Здесь также имеются основания для типологизирования
(подразумевается тип в языке) и импликаций.
Термин «грамматико-контекстуальный комплекс» впервые
использован А.В.Бондарко для обозначения частного случая суммарного действия
грамматических, лексических и контекстуальных средств, направленных на
выражение одной грамматической функции (Бондарко, 1971, 65-68; 1983, 100-103,
108). Представляется допустимой и более широкая интерпретация этого понятия.
Практически все
случаи выражения той или иной грамматической функции или сопряженных атомарных
функций могут быть представлены как грамматико-контекстуальный комплекс.
Отсутствие того или иного компонента комплекса не меняет функционального типа,
реализующегося в нем. Возможны следующие варианты нулевой реализации
компонентов грамматико-контскстуального комплекса:
1.
Нулевой
контекст: отсутствие в данном высказывании контекстуальных компонентов,
релевантных для выражения данной грамматической функции, например,
адвербиальных детерминантов для глагольной формы.
2.
Нулевая форма:
компоненты соответствующей зоны смыслов распределяются между контекстом и
периферийным средством выражения данного грамматического значения, например,
неграмматизованной аналитической конструкцией или грамматической формой,
категориальное значение которой не является центральным для данного поля.
3.
Нулевое
лексическое наполнение: данный вариант, как и слсдующий, вряд ли имеет место в
реальной языковой деятельности; наиболее близки к этому классу метаязыковые
описания грамматических явлений, например модели грамматических форм.
4.
Нулевое
лексическое наполнение и нулевой конгекст: см. п.3.
5.
Нулевое
лексическое наполнение и нулевая форма: соответствующее значение распределяется
между контекстуальными компонентами, например, выражение
определенности/неопределенности существительного посредством порядка слов в
безартиклевых языках.
6.
Нулевая форма и
нулевой контекст: соответствующие смыслы выражаются через отдельные компоненты
лексического наполнения форм других полей, например, результативное значение
терминативных глаголов прибытия/отправления в форме настоящего времени.
Использование понятия грамматико-контекстуального комплекса, интегрального единства средств выражения определенной грамматической функции, с одной стороны, позволяет выявлять элементы скрытой грамматики, с другой – дает возможность типологизации комплексов, соотнесения их с универсальными функциональными и универсальными ситуативными типами. При отсутствии аналогичной формы в данном языке функциональный тип сохраняется, значение же распределяется по-иному между компонентами грамматико-контекстуального комплекса. Грамматико-контекстуальный комплекс, таким образом, может быть принят в качестве основной единицы функционального сопоставления языков, основного понятия функциональной типологии (ср. Кашкин, 1988, 70-72).
Грамматико-контекстуальный комплекс как единица функционального сопоставления языков дает теоретическую основу для объединенного рассмотрения разноуровневых средств сопоставляемых языков и установления их функциональной эквивалентности. В сопоставительной функциональной грамматике и функциональной типологии сопоставляются функции, а не формы, и действительно, функции, а точнее, функциональные типы, более универсальны, чем формы. Универсальность функциональных типов связана с тем, что они соотносятся с ситуативными типами, типами категориальных ситуаций универсальной грамматики. Типы грамматико-контекстуальных комплексов, следовательно, представляют собой реакции носителей различных языков на одинаковые ситуативные стимулы. Эти реакции, если абстрагироваться от мелких различий, принципиально эквивалентны друг другу, при этом имеется в виду суммарное действие компонентов комплекса, распределение же значений между компонентами, кодирующими данную ситуацию, может быть различно в разных языках. Выявление функциональных и ситуативных типов и составляет задачу функциональной типологии.
Строгое разграничение сфер диахронии и синхронии в исследованиях последних лет уступает место более диалектичному «динамическому» подходу, согласно которому функционирование «открытой системы» в речи выявляет как реликты прошлого, так и тенденции будущего развития (Кocepиy, 1963, 32l-343; Coseriu, 1968, 269-281; Pulgram, 1963, 35-42; Он же, 1967, 1634-1649). Функциональное и функционально-типологическое исследование, таким образом, по самой своей сущности не может не столкнуться рано или поздно с проблемой введения диахронической перспективы в функциональную интерпретацию (Кашкин, 1989, 31-32).
Применяя модель ‘центр-периферия’, центральные и периферийные средства выражения той или иной зоны грамматических смыслов можно охарактеризовать и как ‘поле возможностей развития’ той или иной грамматической подсистемы. В этом поле наблюдаются две тенденции: движение от периферии к центру, грамматизация, и от центра к периферии, деграмматизация, например, стадии развития глагольных аналитических образований, этапы эволюции перфекта, становление артиклей и т.п. (Daneš, 1966, 12; Šabršula, 1966, 190). Последовательная смена стадий такого движения определяется в историческом исследовании как диахроническая константа. Синхронное же исследование может представить отражение этих стадий в одном срезе как элементы центра и периферии того или иного поля. Место того или иного элемента поля и его функциональный потенциал соотносятся со стадией развития как данного элемента, так и поля в целом, функционально-семантические микрополя перфектности в сопоставляемых языках имеют в качестве центра категориальное значение форм перфекта, в качестве периферии – контекстуально обусловленные значения или значения перфектных аналитических конструкций. Процесс грамматизации в рамках такого поля предстает как диахроническая реализация «системы» в виде последовательных «норм» (Dietrich, 1973, 58-60; 323), неполностью грамматизованные образования, периферийные значения перфектных форм отражают возможности «системы» в целом. Имеется достаточно оснований считать, что «системы» сопоставляемых языков совпадают в гораздо большей степени, чем их современные «нормы», а это совпадение, в свою очередь, связано с некоторыми более универсальными закономерностями. Исследование реализации функциональных потенциалов, выявление функциональных типов, лежащих в основе «системы», приводят к установлению универсальных закономерностей функционирования, к панхронической перспективе (Dezső, 1982, 215).
С другой стороны, исследование реализации панхронического функционального потенциала грамматической единицы в конкретных языках, в особенности с точки зрения грамматики связного текста, проливает дополнительный свет на этапы эволюции, позволяет более детально проследить. Именно в высказывании, в тексте можно наблюдать единство последовательность их смены. Именно в высказывании, в тексте можно наблюдать единство системного и функционального аспектов языка в их взаимосвязи, взаимодействии и развитии (Pountain, 1983, 10, 234).
Говоря о лингводидактическом значении универсальной функциональной грамматики, следует отметить, что существующие системы преподавания иностранных языков в своей лингвистической части базируются на достаточно традиционных описательных грамматиках изучаемого языка, а в лучшем случае – на специально ориентированных контрастивных описаниях родного и изучаемого языков. В первом случае процесс ломки сложившейся в рамках родного языка системы концептуализации окружающей действительности, переход языкового мышления на новые ‘рельсы’ происходит достаточно стихийно, бессистемно и, как следствие, болезненно для обучающегося. Во втором случае обучение может начинаться с типологически близких явлений родного и изучаемого языков, что существенно снижает трудности. Но возможен и третий путь, основывающийся на универсальной грамматике и функциональной типологии: начинать обучение и переход на иные рельсы категоризации действительности с явлений, общих для всех языков, затем переходить к типологически близким, но имеющим разный удельный вес в системах родного и изучаемого языков (Celce-Murcía, 1983, 295; Hatch, Wagner-Gough, 1983, 341, 349-350).
Часть универсальных атомарных смыслов категоризуется в явной грамматике конкретного языка, часть проявляется на периферии грамматической системы, в скрытой грамматике (Уорф, 1972, 45-50; Wildgen, Mottron 1987, 12). Любой язык, таким образом, на периферии своей системы в принципе может содержать явления, соответствующие категоризованным, центральным явлениям любого другого языка. Для облегчения перехода сознания обучающегося к новой грамматической системе можно создать условный гибридный учебный язык, сочетающий в себе явления универсальные и типологически сходные в родном и изучаемом языке.
Принцип перехода к иноязычной грамматике через гибридные учебные языки наиболее полно и эффективно реализуется в методиках преподавания, разработанных в рамках концепции опережающего обучения В.В.Милашевича (Милашевич, 1987), близкие идеи реализуются и в ряде других работ (Микулинская, 1989, 24-26). Психологической основой метода Милашевича является теория поэтапного формирования умственных действий П.Я.Гальперина, лингвистической – идея универсалий глубинной структуры языка и универсальной языковой способности, во многом связанная с работами Н.Хомского. В лингводидактическом плане метод опирается на идеи Щербы, в частности, на разделение грамматики активной и пассивной и на использование универсальных модельных слов, приема «глокой куздры» в моделировании учебного гибридного языка и создании системы соответствующих упражнений. Преподавание грамматики изучаемого языка в рамках данного метода отказывается от традиционно-описательного представления материала в многочисленных непонятных для обучающегося терминах, но при этом становится более лингвистичным в том смысле, что опирается на естественную, логическую, универсальную базу, расширяя в определенном понимании периферию владения грамматикой родного языка и развивая тем самым лингвистическую способность.
Приравнивание понятий «естественный» и «универсальный» (Dressler, 1983, 172) сближает универсальную грамматику и психологию в первую очередь в лингводидактическом аспекте. Кроме того, в этом видится диалектический возврат к проблемам универсальной грамматики XIII-XVI вв., ведь в заголовках работ того времени слова «универсальная грамматика», «метод», «изучение» часто встречаются рядом (ср. например, Beauzée, 1767).